The truest opponent lies within

Основные правила:

Роли:

Порядок игры:

Ведущий

• Dalji -- ролевой ведущий
  

Будет криво и долго подсчитывать голоса

• Jabbie -- технический ведущий
  

Список игроков

1. Deffee (Nyackiduck) -- Twisted Fate
   
2. TFON -- Ivern
   
3. Soulless Chara -- Swain
   
4. NorthernColour -- Seraphine
   
5. Minuano -- Sylas
   
6. Sounin -- Graves
   
7. Сосян -- Kassadin
   

В игре 2 Мафиози, 1 Комиссар, 1 Ведьма, 3 Мирных

Мужчина в тёмно-пурпурной мантии вошёл в зал, с трудом отодвинув высокие дубовые двери. От громкого, тягучего, неприятного скрипа по углам съежились древние клубы пыли, а затем поднялись в воздух, когда, с пугающим грохотом, двери вновь сомкнулись за спиной вошедшего. Поток воздуха раскидал разбросанные по полу пергаменты, желтые от старости и грязи; поднял растрепавшиеся гусиные перья и потревожил фрагменты чудом сохранившихся блеклых меловых рисунков на полу.

От стены до стены, в каждом углу, на поверхности каждой ещё целой мраморной плитки или её остатках на короткий миг блеснули магические узоры, оставленные прошлыми хозяевами зала. Но стоило только оборваться лучам солнца, непрошенными гостями проникшими сюда вместе с мужчиной, как и всё таинство узора тут же пропало.
Но мужчина, отчего-то удовлетворенный такой слабой реакций обители некогда величайшей магии в мире, все равно облегченно выдохнул.

В зале было настолько холодно, что можно было бы подумать, что его не топили несколько лет. Но мужчине было известно: зал не знал тепла и огня ровно столько же, сколько солнце, высоко стоящее в небесах, вдоволь светило этому миру.

«Этому миру, ну да.»

Застоявшийся воздух резал ноздри затхлостью и пылью, а вместо с холодом добирался до самого нутра, пробирал и вынуждал, закашлявшись, плотнее кутаться в наброшенный поверх мантии дорожный плащ, такой же старый, как и этот зал. А может и того древнее, так много на нём скопилось грязи и рванья, треснувших швов и выцветших заплаток, опаленных дыр и колотых прорезей.

Под ногами хрустели обломки щебня и гранита, уступчиво сжимались набухшие гнилые щепки. То и дело осколки камней сыпались с потолка, — недовольный проникновением, зал любезно намекал, что в любой момент будет готов обрушить потолок на голову нарушителю. Длинные тени следили за каждый шагом этого мужчины, уж слишком уверенно передвигающемуся в кромешной тьме по месту, заброшенному и давно потерявшему прежний облик.

Впрочем, это их и объединяло.

— Formare veneficum est… — громко воззвал с трибуны мужчина.

— Formare fatum! — отозвалась многочисленная и безликая толпа пурпурных мантий в зале.

— Здесь мы заложили камень, — продолжил мужчина в таком же одеянии, но не скрывающий своего лица, — На который будет опираться мир.

Амбициозность его слов как будто бы могла впечатлить только юнцов, едва-едва начинавших практиковать тайные искусства, а потому верящих, что пара-тройка хитрых арканных формул действительно способны привнести существенные изменения в саму суть пространства. Однако уверенность в поставленном голосе выступавшего перед публикой мужчины не оставляла возможность не поверить ему, не принять за данность его слова.

Он говорил громко, но не потому что пытался кричать, напрягая свои связки. Нет, отнюдь, сила его голоса была в выверенной, поставленной манере речи. Лидерская риторика совмещалась с харизмой вестника чего-то судьбоносного:

— Пять чудовищных катастроф человеческого невежества и жадности искромсали саму ткань реальности нашего мира!

Тени в мантиях ответили на это громкое заявление десятком шепотков, каждый из которых аккуратно пытался заклеймить виновника этих катастроф. Но сколько было едва уловимых голосов, столько и виноватых. Выступающий, даже если не хотел, слышал каждую из этих выпадок. А потому, дождавшись окончания проявления такой типичной человечности, продолжил:

— Ещё одна война уничтожит Рунтерру.

Мужчина произнёс это слишком спокойно для той угрозы, которая, взяв начало в его словах, начала душить холодными незримыми руками ужаса собравшихся в зале людей. Однако сам же выступающий вкладывал в эти слова ту же силу, какой ученый, долгие годы изучая свой объект, наконец записывает результат своих исследований, приходит к выводу и спокойно, но неоспоримо приручает неизвестность.

— Я не скажу вам не бояться, братья и сестры. Я не скажу вам сохранять покой, ведь в беспокойном сердце сила небезразличия, которую должно закалить и огранить. И это суть ваш сильнейший артефакт. И причина, по которой вы покинули дома и отреклись от корон. Но мы заплатим любую цену, чтобы спасти этот мир. И возьмем плату с тех, кто задолжал Рунтерре. Здесь будет жить Справедливость. И нам с вами должно стать ее последователями.

* * *

Сейчас здесь жили только пыль и мрак. Мужчина усмехнулся: уж слишком иронично это звучало в контексте его слов, сказанных так давно, что как будто бы никогда. И не слишком отличалось от конца истории этого зала.

Но пыли и мрака недостаточно, чтобы остановить его. Ему не нужно видеть пространство, чтобы помнить его и ориентироваться. Ему не нужен голос, чтобы воззвать к тому, что должно было жить в этом зале.

Да, к той самой чертовой справедливости.

В центре зала среди прочей темноты выделялся особо темный высокий силуэт. Три метра в высоту, он возвышался над разрухой, единственный сохранивший форму. Несмотря на отсутствие света и неразборчивость этого силуэта, мужчина словно знал наверняка что он ищет. И что он непременно найдет здесь. Однако его горло все равно разорвал облегченный выдох, когда мужчина нащупал вслепую край ткани и резко стянул ее.

Откашлявшись, он сразу же рванулся вперед, прильнул к до этого скрытому за покрывалом объекту, хоть глаза и слезились от поднятой пыли. Эбонитовая прохлада под пальцами, идеальная гладкость и легкий гул вселяли то, что мужчина не чувствовал уже долгие бесконечности различных временных отрезков.

Надежду.

* * *

— Ах, Доран, мой старый друг. Спасибо, что нашёл время лично навестить меня, хотя мне было бы достаточно и письма. Прошу, присаживайся… куда-нибудь. Позволь мне закончить с одинаковым формальным ответом на дюжину писем от обеспокоенных демасийских вельмож, и затем я предложу тебе чаю.

Доран только покачал головой, с заботливым неодобрением глядя на мужчину. Сказать вернее — лишь на его макушку, так как все остальное было скрыто за выставленными книгами, разбросанными свитками, горами пустых грязных чашек и тарелок, алхимическими инструментами и прочей атрибутикой бессонных ночей за рабочим столом.

Впрочем, его не удивляло, что он мог увидеть что угодно из жизни его друга, — от новых магических открытий до последствий политической деятельности, — кроме него самого. И потому не было ничего удивительного в том, что вместо письменного ответа Доран предпочел покинуть Ионию, неспокойную в это время, чтобы лично навестить своего друга. И хотя оставлять родину было страшно и печально, Доран верил, что именно в этом захламленном кабинете он сможет найти источник покоя для своей страны.

Усевшись на деревянные ящики, — лишь бы в них не было чего-то взрывоопасного, — Доран огляделся. Кабинет его друга, в отличие от всего остального в этом таинственном месте, был обставлен намного скромнее. Единственное, в чем владелец комнаты не знал сдержанности, это, пожалуй, в количестве книг. Стеллажи тянулись вдоль каждой стены, прерываясь лишь на дверной проем. Доран был уверен, что будь у его друга возможность замуроваться среди книг, то он всенепременно воспользовался бы этим шансом отказаться от двери в принципе. И от визитеров.

Однако его друг отличался одной из самых всемогущих черт, но тянущих за собой столько проклятий, что впору заранее отпевать душу: небезразличие. Ему всегда было больше всех нужно. Он всегда рвался вперед, задавал вопросы и требовал на них ответа, влезал в каждый спор и пытался найти решение для каждой задачи, с которой сталкивался. И хотя Доран никогда бы не пожелал подобной участи себе, он мог лишь восхищаться огнем, горящим в его друге.

А потому уважал его сильнее, когда замечал, как магические инструменты и исследовательские надстройки уходили на задний план и прятались за диванами, чтобы уступить место гербам, официальным пергаментам, дорогому званому сервизу в стеклянной коробке и нескольким рулонам ткани разной степени пурпурности.

Его друг был молод, и Дорану как будто бы не в пору было общаться с ним на равных, с его-то сединой в бороде. Однако этот мужчина, ругающийся себе под нос на неподатливое перо и неподъемное дворцовое наречие, не раз подтверждал свою мудрость, справедливое взгляды и дарил надежду там, где ее больше всего не хватало.

— Поторопись, Реджи.

— Еще пара писем, Доран. Еще пара «пожалуйста, доверьтесь нам», и я закончил.

— Я не только о письмах. Ноксус стянул еще больше кораблей к островам. Времени нет, Реджи. Не думаю, что мы протянем еще одну зиму.

Макушка шевельнулась. Следом над кипой бумаг появилась верхняя половина светлого лица, покрытого бесчисленным количеством веснушек. Ходили слухи, что Реджи зачаровал каждую из них. Но Доран, способный видеть лей-линии, знал правду: нет, не каждую. Только те, что покрупнее.

— Обещаю, Доран, — суетливо, но без беспокойства ответил Реджи, — Вам не потребуется еще одна зима. На нашей стороне уже многие влиятельные дома Ноксуса, а дю Кото публично поддерживают нас. Какими бы завистливыми паразитами они ни были, многие из них посвящены в тайные искусства не меньше нашего, а оттого они не могут не замечать нависшей угрозы. И, как бы мне ни хотелось этого отрицать, возможностей. Скоро весь двор Ноксуса подпишет договор. Все будет официально. Мы остановим войну. И вот для этого мне нужна твоя помощь.

— Я кузнец, Реджинальд, а не дипломат. Разве есть что-то, что я могу для тебя сделать? Оружием ты не остановишь войну, а лишь отсрочишь ее новый этап. Зная тебя…

— ...все зависит от оружия, Доран. И как им пользоваться. То, что мне нужно, можешь сделать только ты. Так вот давай я расскажу тебе про устройство этого зеркала…

* * *

Это зеркало было способно отражать больше, чем человека смотрящегося в него. Оно взывало к памяти, к мыслям, к сожалениям, к чувствам. Ко всему, что составляло персону и ее жизненный опыт, а потому имело академически не утвержденное право называться “зеркалом души”.
Однако Реджи предпочитал звать его так же, как и все остальное в этом зале: зеркалом справедливости. Как бы глупо ни звучали эти “справедливые ярлыки”, навешанные в зале практически на всем, включая мусор, Реджи признавал, что именно они, громкие и пафосные, помогали им первое время. А затем их стало недостаточно.

Высокое зеркало идеально сохранилось несмотря на творящуюся вокруг разруху. Давно не видевшее никого живого, оно медленно прогревалось, собирая на поверхности тонкую рябь магической энергии.

— Э, нет, — тихо обратился к зеркалу Реджи, — Я вовсе не хочу смотреть на свои ошибки прошлого. Они здесь и так кругом. Давай-ка в другой раз.

Он коснулся двумя пальцами словно жидкой, темной и густой, но сохраняющей форму поверхности зеркала. Рябь тут же замерла, кольцами стянувшись к пальцам мужчины.

— Но как же я рад, что ты ещё дышишь. Дай-ка и мне тряхнуть стариной.

Мужчина сделал шаг назад и протянул руку к зеркалу. И хотя тяжелые дубовые двери оставались сомкнутыми, в зале поднялась холодный сильный ветер. Взметнулось шелестящее одеяло, закружились, зашуршали под надломленными балками потолка старые бумаги. Кололи и резали лицо осколки камней, но Реджи не ослаблял магической хватки, пока, наконец, не нащупал нужные ему незримые магические струны, а затем не рванул их на себя, почти выдирая их из своего теневого отражения в зеркале.

Темная зеркальная поверхность тут же загорелась, магическим голубым огнем разгоняя сумрак вокруг Реджи.

— Услышьте мой зов! — закричал он.

Его лицо исполосовала гранитная крошка, а глаза забились пылью, однако он продолжал натягивать, отстраивать струны пространства, поддерживая чары в зеркале. Ладонь обрастал инеем, однако он продолжал свой ритуал.

— Не смейте отрицать Призыв! Явитесь!

Голубое пламя содрогнулось, сжалось на поверхности и выплюнуло из пылающего чрева нечто, при должном оптимизме похожее на человеческое тело...

---

• Вы был Призваны из своей актуальной реальности (той самой, теперь официальной). Куда, как, кем и почему? Хороший вопрос, чтобы задать его в игре.
  
• Вы в зале. Тут темно, грязно, пусто и очень холодно. И рыжий мужик бомжеватого вида. Только зеркало большое и красивое, стоит светится.
  
• Если вы хотите поиграть с мастером, оставьте знак ☆ в вашем ответе.
  

Копченая Колбаса.
Замотанная веревками по всей длине слегка одетого тела.
Мычащая.
Перекатывающаяся по земле.
Пахнущая кислым пивом.
С подбитым глазом.
Хрустящая затекшими конечностями.
Твистед Фейт.
Зычно кашлянув, поджал голову ближе к груди, чтобы служащий кляпом платок цвета морской волны не удушил его окончательно.
Его лицо, эта карта припухлых ссадин и синяков, повернулось не без труда в сторону заклинателя зеркала. Твистед Фейт выглядел обреченно удивленным, пусть и старался этого не показывать, развалившись по холодной каменной крошке своим измученным, согнутым крепкими, умелой рукой сотворенными веревочными узлами и петлями.
Сощурив единственный не оплывший глаз, этот баловень судьбы обратился к таинственному незнакомцу.
- МХЫФ!
☆

— Эт-то очень любопытно.

Таинственный незнакомец сделал несколько кругов вокруг нагого тела, больше напоминающего грубое мясное изделие. С озорным ученым интересом он оглядел следы побоев и прочие визуальные дефекты некогда величайшего шарлатана (но отнюдь не фокусника) Рунтерры.

— Крайне интересно. Связанный? Почему ты не телепортировался? Неужели в этой реальности ты не обрел свои силы? Действительно, ведь они у тебя были не врожденные, поэтому, вероятно, при определенных обстоятельствах ты действительно мог стать не более чем жуликом, поймать и наказать которого было бы несложно... Ах, да.

Опомнившись от своих рассуждений, рыжий незнакомец опустился перед Фейтом и первым делом вытянул кляп.

— Отдышись. А я пока попробую тебя развязать.

При этом мужчина напрочь игнорировал ушибы и ссадины на своем собственном лице, как будто бы их и не существовало. Более того, его не волновала и нагота Твистед Фейта, пока он неуклюже пытался того распутать, то и дело шикая и фырча на неподатливый узел. Когда, с горем пополам, ему удалось освободить только лишь руки картежника, он выдохнул:

— Дальше сам. Я всё.

Связанный употребил некоторое время на жадное дыхание; его прыткие пальцы, только оказались развязаны, проползли до лодыжек и принялись за известную им ловкую работу, наполняя помещение скрипом и шуршанием.
- С...
Фейт сглотнул, морщась от кислой боли, которой, он знал, предстояло лишь усилиться, когда кровь побежит по его телу с былой свободой.
- С-с...
Онемел не только язык - челюсть причиняла больше неудобств, чем пользы, затекшая и с легким хрустом вернувшаяся на свое место с пугающей легкостью. Еще одна сломанная деталь.
Наконец, пересилив боль и прочие неприятные ощущения от произошедшего, Фейт смог закончить слово-другое.
- ...сколько?
Вылезающая из кокона прекрасная загорелая бабочка, украшенная шрамами от многих ножей и "розочек" и татуировками, пиратскими и картёжными, сипло выругалась, переворачиваясь на бок, чтобы дать рукам больше рабочего места для освобождения спины.
- И где мы сейчас?
Фейт бы хотел узнать у незнакомца намного больше - кто он, каким образом вытащил Фейта из того проклятого погреба, откуда знает про его трюк с исчезновением - но пока здраво рассудил, что чем меньше его цыганская бошка будет знать, тем безопаснее.
☆

— Сколько? — переспросил рыжий и призадумался.

Рассудив, что в контексте происходящего, с учетом его состояния и при условии его натуры, которая, несмотря на все обстоятельства, должна была сохраниться, Фейт мог спросить лишь о цене своего спасения, незнакомец ответил:

— Много. Всё. Что касается места... Правильнее было бы спросить не только где, но и когда. Но давай по порядку. Мы в Рунтерре. Это знакомое тебе место, не так ли? Просто в другой её версии. Это был довольно сложный призыв, отдаю должное, обычно я куда нежнее с объектами ритуала, но обстоятельства были тяжелые, видишь ли...

Рыжий заткнул себя сам, больно прикусив губу и тут же ойкнув.

Фейт особо не глядел на своего собеседника, будто бы занятый разминкой мускулов. Усталые, ни в чем не повинные пальцы вгрызались в тело своего хозяина, причиняя боль от легких до идиотских масштабов, в зависимости от степени онемения конкретного члена. Бандит не щадил себя - слишком хорошо знал последствия омертвения тканей и риску предпочел невыносимую, но такую родную боль.
- Нескладно шьешь, курчавый, - прохрипел вчерашний узник на очень уж сильном выдохе, опустив голову к коленям на пару секунд, после чего медленно принялся выпрямляться, схватив себя за спину; слова полетели с некоторыми паузами из его рта мощными сухими импульсами, - Так... дела... не решаются. Цена. Понятие. Конкретное. Без пафоса. Без рифмы. И историей... своей... удить... будешь... зелень необстрелянную...
Твистед Фейт замер, явно сделав слишком смелое мускульное усилие и скорее устало, чем болезно зажмурился, сгибаясь на пару дюймов обратно. В это же время одна из его рук скользнула со спины и зависла в воздухе, направленная на незнакомца.
Фейт погрозил ему пальцем.
- Я знать не хочу, кто ты такой, кто такой этот твой призыв, и что за обстоятельства привели сюда сперва тебя, а теперь и меня. Я дорожу своим сном и своей головой. Ты если меня вытянул не на авось, а намеренно - знаешь, с кем дело имеешь. В долгу я не остаюсь, да нос далеко не сую.
Обяжешь вещью - будет тебе вещь. Золотом - озолочу. Услугой - говори, что за работа. Только без лекций и танцев. И без кабацких сказок. К делу давай.
Фейт сверкнул своим ополовиненным, но все еще холодным взглядом в лицо зачарователю зеркал. Лицо его было напряжено, как перетянутая струна.
☆

— К делу, хммм.

Рыжий сжал подбородок длинными костлявыми пальцами. Меж суставов ещё бегали едва заметные голубые искры, но за отсутствием других источников света вдали от зеркала, они отчётливо очерчивали каждую фалангу на исхудавших, почти полупрозрачных ладонях. И каждый всполох магической энергии тускло подсвечивал лицо рыжего, освещал то, как вдумчиво молчалив он был уже вторую минуту. На иссохшем худом лице, покрытом пятнами не то пыли, не то болезни, читалась стойка безнадега в попытке произнести необходимые слова.

— Как бы так кратко и понятно... Ну, допустим, так, — Рыжий вздохнул, — Рунтерра во всей своей бесконечной прогрессии вариаций умрёт примерно через полторы недели, и я пытаюсь этому помешать. И вы мне поможете. Ну, я надеюсь, что вы, а не только ты.

- Не терпится увидеть, кого еще ты решил подвязать на это дельце. Я даже могу предложить парочку кандидатов.
Фейт шлепал босиком задумчивые круги по залу, широко разводя руки и время от времени сгибаясь то в одну, то в другую сторону. На его небритом лице воцарилась дурная ухмылка, не предвещавшая ничего хорошего.
- Знаешь, пока остальные нас не слышат, позволь я побуду с тобой откровенен.
Цыган сделал пару шагов к незнакомцу и развел руки в стороны, досадливо мотая головой.
-...я понимаю, что ты очень стараешься, приятель, но... - Фейт обвел рукой вокруг себя, указывая на угнетающие декорации, странное зеркало, умалишенный видок своего спасителя, -...все вот это. И спасение мира. И ты все еще не самый большой чудак, с которым меня столкнула судьба. Даже не близко.
Фейт пожал плечами и сочувствующе кивнул с видом понимающим.
- Прости, партнер.

— Мне тоже не терпится посмотреть, кого ещё удалось Призвать, — совершенно искренне согласился рыжий и кивнул, не то "партнеру", не то каким-то своим собственным мыслям, — Ну а что до тебя... Даже не знаю, как это объяснить. Слушай, просто открой дверь? Не выходи только, ради всего святого, просто открой и посмотри наружу. Проще один раз показать и потом откачать тебя, чем пытаться объяснить.

Фейт прикрыл глаза, шумно выдохнул через нос. Хорошо! Ладно! Вероятно, пойти и посмотреть действительно было бы быстрее, чем выпытать самые простые ответы у заклинателя.
Потрясывая головой в такт недовольному бубнежу, Твистед Фейт проковылял до массивных дверей и, постучав на удачу, взялся их открыть.

Сайлас выдохнул, прошептал себе под нос "Мне жаль, огонёк..." после чего создал под ногами небольшой слой льда, позволивший сократить дистанцию между ними в мгновение ока. Ещё на подлёте он бросил цепь в сторону Люкс, собиравшейся с силами. Всё это действо заняло не более пары секунд, но полностью предотвратить контратаку Люксы Сайлас не успел.... Но хотя бы её перенаправил. Луч безумной мощи пробил огромную дыру в полу крепости в которую Сайлас и провалился. Разъярённый Гарен схватил меч и бросился за ним. Прокашлявшись и оглянувшись Сайлас еле успел отбить атаку Гарена с помощью так "удачно" подвернувшейся магии Люкс. А вот второго удара он не ожидал. Огромных размеров кулак Галио уже был готов его расплющить.... И именно в этот момент Сайлас исчез.

Судя по всему, из-за некоторых особенностей Сайласа, а именно, того факта что в нём оставались частички силы Матери Шрамов, Люкс и Гарена телепортация не прошла легко. Солидных 2 или 3 часа он пролежал в отключке.

Проснувшись, Сайлас быстренько огляделся. Ситуация вырисовывалась странная. С одной стороны, он не был закован, а Демасийцы не дали бы ему ещё одного шанса. С другой стороны, обстановка была не самая приятная и радушно его тоже не встречали. Посчитав, что разобраться можно потом Сайлас решил не вступать в диалог: он сделал быстрый подкат и бросил цепи в сторону бородатого мужика.
☆

Парочка деталей:

[Твистед Фейт]
Двери не поддались. Однако что-то произошло.

- Сдавайся, Грейвс! - напоминавший неприятный скрежет ржавого железа голос эхом раздается по широкому помещению, достигая каждого затаённого здесь уголка - Ты окружен!
Малькольм сипло усмехается, делает очередную длительную затяжку, выплывает сигару и дергает за затвор, на что ружье отвечает ему привычном щелчком. Шаги меж тем становились все громче, уведомляя о приближении уважаемый господ с пушками. Но Грейвс не дергается, не спешить выбегать из укрытия, а лишь прислоняется ухом к стене и... считает.

Трое. Четверо. Семеро. Нет, шестеро. Стоп... Девятеро? А, нет, вон уже жалобно скрипят доски под тяжелыми сапогами десятого и одиннадцатого.
Просто блеск.

- Спасибо за деловое предложение, Бэдж, - отвечает Малькольм, взглядом зацепившись за груду ящиков неподалеку, - но от него несет дерьмом, поэтому я пас!

Тут же он выбегает из своего угла, делает пару беглых выстрелов, зацепив одного ближайшего здоровяка, и под градом пуль занимает позицию за новым укрытием до того, как из него успевают сделать дырявое решето.

- Кончай красоваться, Малькольм! Нас больше, а тебе бежать уже некуда!
Тот звучно фыркает.
- Бэдж, чему тебя Билджвотер так и не научил, так это тому, что важно не количество...
Тут же он бросает небольшую алюминиевую ёмкость, которая, сделав несколько отскоков, приземляется неподалеку и начинает озлобленно шипеть, выпуская густые облака серого дыма. Прикрывшись пончо, Грейвс выпрыгивает вперед, делает не совсем изящный кувырок и останавливается рядом с одним из окон и бочек с порохом. Последние он быстро опрокидывает ударом ноги и толкает к проглядывающим сквозь дымовую завесу силуэтам.

- ...а размер, - коварно ухмыльнувшись лицу Бэджа, который в последний момент заметил Малькольма по голосу, стрелок целится в одну из бочек. - Смекаешь?

Раздается выстрел, за которым следует оглушительный взрыв.

***

Словно снаряд из пушки, в зал вылетает обладатель среднестатистической грязной бороды Билджвотера и подгоревшего пончо, за которым следует серый прозрачный шлейф, что тут же рассеивается в воздухе. Приземлившись, внезапный гость еще прокатывается по полу еще несколько метров на своей спине, собирая пыль.
- Проклятье...

С хриплыми охами и ахами, мужчина поднимается на обе свои ноги, отряхивается, оглядывается и спустя минуту глубоких раздумий задает один единственный вопрос:
- Какого, мать вашу, хрена?!

[Сайлас]

И хотя у рыжего было и время, и возможность увернуться, поставить защиту, да сделать вообще что угодно, он, очевидно, не справился. А потому, получив цепями по лицу и торсу, только и крякнул, а затем отлетел на пару метров назад. Да так и слёг.

...а затем из зеркала выпал громко вопрошающий Малькольм Грэйвз. Третьим был Фэйт, всё ещё стоявший возле плотно закрытых дверей.

Рука Фейта среагировала раньше, чем он успел осознать происходящее. В Сайласа полетел веер острых каменных осколков. Изрядно удивленная физиономия Твистед Фейта обернулась на шумное сборище из всего-то двух стоящих на ногах мужиков.
Заметив знакомую бороду, он невольно улыбнулся.
- Вяжем! - бросил он Грейвсу, не спускяя взгляда с Сайласа, - Объясню после!
В Малькольма полетел моток веревки, еще пару часов назад бывший для Твистед Фейта тюрьмой, а Сайлас спустя секунду уже с трудом, наверное, мог видеть силуэт цыгана - в его сторону в танцевальном ритме полетел небольшой булыжник, заплесневелая булка, ножка от стола в форме бараньей головы, парочка связанный между собой тряпицей плодов высушенной сливы и прочий мусор, который, колесом прокатываясь по залу, талантливый метатель собирал с пола и из куч фурнитурного мусора.

Крупный фрельордский заяц быстрыми прыжками пересекал глубокие сугробы, вздымая ввысь клубы искрящегося на солнце снега. Передвигаясь зигзагами, он явно пытался запутать преследовавшего его хищника. Пробежав немалое расстояние, в какой-то момент замер, тяжело вдыхая ноздрями холодный воздух и вглядываясь оставленные следы. Непохоже, чтобы кто-то преследовал его, но за свою недолгую, полную погонь, заячью жизнь он хорошо выучил, что не только ему одному природа даровала естественный камуфляж в виде белоснежной шерсти. Именно поэтому не стоит полагаться на одно лишь на зрение. Зверёк принялся осторожно водить ушами, силясь услышать хруст снега где-нибудь вдалеке, но как бы он не напрягал слух, у него не было и шанса заметить своего преследователя. Ведь он был абсолютно бесшумен. Подобно чёрной тени, что-то сорвалось с небес, быстро поравнялось с кронами деревьев и устремилось всё ниже. Глухим хлопком оно впечатало зайца в снег и принялось яростно клевать горло зверька, бесцеремонно оставляя на снегу следы свежей крови. По чёрным, как смоль, перьям и демонически-красным глазам, легко можно было догадаться, что этот ворон не был порождением фрельордской природы. Когда заяц окончательно перестал дёргаться, ворон остановил своё неистовое нападение. Ему не нужно гадать о том, притворяется ли его жертва или всё-же испустила дух. Он всегда отчётливо знает момент, когда жизнь покидает тело.

***

Несмотря на то, что военный лагерь был разбит между двумя горными хребтами, метель не пощадила многих: в полевом госпитале корчилось не менее полусотни ноксианских солдат, получивших обморожение разной степени тяжести. В иных условиях, командиры давно отдали бы приказ отступить к кораблям, но сейчас никто не хотел показывать свою слабость. Ведь сам Джерико Свейн, правитель ноксианской нации, лично руководил наступлением на земли Фрельорда. Ворон приземлился прямо к его ногам, окропив землю ещё не успевшей свернуться заячьей кровью. Красная демоническая рука, приказа которой ворон ослушаться не мог, вынырнула из под шинели и указала куда-то в сторону полевой кухни. Выпрямившись во весь рост, Свейн вышел из своего шатра и направился к солдатам, спешно выстраивающимся перед ним в стройные ряды. Прочистив горло, он начал свою речь:
- Передвижения наших войск на целых четыре дня были парализованы лютой метелью. Был ли то каприз погоды или гнев одного из местных божков, это совершенно не важно. Окончательно удостоверившись в крепости нашего духа, метель отступила, пустив новых хозяев в этот край. Я уверен как в верности своих расчётов, так и в навыках наших "каменщиков войны", засланных в стан врага. Уже к концу завтрашнего дня мы одержим безоговорочный триумф в сражении с  дикарями, которых возглавляет Эш. Сейчас Фрельорд слаб и он не сможет дать отпор нашей мощи в период расприй между племенами. Когда Эш, пытающаяся объединить народы, будет повержена, мы так же легко одолеем и остальные племена. Совсем скоро над Фрельордом будут реять наши, ноксианские знамёна! Вперёд, за победой!

Свейн широко расставил руки и закрыл глаза, позволив себе раствориться в торжествующих возгласах воспрявших духом солдат. В его мыслях исход этой войны уже был предрешен и ему оставалось лишь воплотить его в реальность.

Но вдруг возгласы стихли, сменившись каким-то странным  гулом мощных магических чар. Когда ноксианский правитель открыл глаза, он не обнаружил вокруг ни шатров, ни армий. Он находился в каком-то забытом всеми богами месте, в скудной компании совершенно незнакомых ему личностей и многовекового слоя пыли. Воздух в этом месте разительно отличался от чистого, морозного воздуха Фрельорда, отчего Свейн невольно закашлялся, прикрывая рот демонической рукой. Всего секунду назад все фигуры были на позициях и до неизбежного мата оставалось лишь несколько ходов, но чья-то невидимая рука будто убрала шахматную доску со стола и не предоставила ничего взамен. В полнейшей растерянности, Свейн попытался проанализировать ситуацию, но чем дольше он смотрел на разворачивающиеся перед ним события, тем меньше понимал. Он легко узнал человека, чьи руки были закованы в оборванные цепи. Примерно так в докладах разведки был описан Сайлас, демассийский мятежник. Ещё двое походили на обычную билджвотерскую рвань и лишь поникшая на полу фигура человека, внешний вид которого балансировал где-то на грани между закоренелым бомжом и могущественным магом выделялась из картины привычного Свейну мира. Оттащив его подальше от стычки за воротник, ноксианский правитель несколько раз ударил бедолагу по конопатым щекам ладонью, пытаясь привести в чувства.
☆

Сайлас, ожидал более бурной реакции от мага (или это ему привидилось?) пролетел вперёд и оказался на небольшом отдалении от оставшихся.

"Чтож, времени на разработку плана чуть больше, чем мне показалось" - подумал Сайлас и решил оглядеться. Окон в зале не оказалось, а массивная дверь не была слишком притягательным вариантом. Если стража где-то и есть, то она там. Сайлас хотел было начать переговоры, но внезапный град снарядов заставил его сменить тактику вновь. Для начала надо бы найти укрытие. Поблизости была только трибуна. За ней-то он и спрятал. Сайлас наконец-таки заметил зеркало.... Скорее почувствовал его.... Если быть честным. И ринулся в его сторону.

Малкольм Грейвс человек выдающейся смекалки и быстро работающего комка извилин меж ушей - факт. Однако, будучи больше человеком действий, он привык, как ни странно, чаще всего действовать, а думать уже потом. А лучше и вовсе обойтись без этого, переложив данную обязанность на чужие плечи. В конце концов, для чего еще он заводил дружбу с Фейтом? Поэтому он и не стал тратить время на бесполезные вопросы о происходящем или о том, почему сам Фейт бегал почти нагишом, а вместо этого коротко отрезал:
- Принял!

Пока Сайлас хоть на несколько секунд оказался отвлечен великолепным представлением Фейта, Малкольм, держа моток веревки одной рукой, бежит тупым бараном прямо на дикого мага. Оказавшись от него уже в дистанцию десять шагов, Грейвс разводит руками в стороны и готовится накинуться на свою цель, чтобы повалить того с ног, но...

Одна из его ног ударяется об брошенный Фейтом булыжник и Малкольм, не сумев сохранить равновесие, уже не бежит, но кубарем летит в сторону Сайласа, успев высказать лишь одну мудрую мысль:

- Бля-я-я-ять!...

[Техническое, но не очень сообщение]
На нас движется Сосян 5 категории, правда пока Чемпиона не выбрал

Фейт весьма огорчился рыболовным навыкам Малькольма Грейвса.
- Ржавый! - злобно выкрикнул он своему напарнику, хватаясь за дырявый бочонок, пузатым силуэтом стоявший у него на пути, но изначальный план отбросить его с дороги на ходу преобразился в новую, восхитительную идею. Опрокинув бочку, Фейт с лихого пинка отправил ее наперерез буяну с цепями, а сам нырнул за ближайшую колонну. Грохоча своими проржавевшими обручами, снаряд неумолимо катился, комично подпрыгивая на неровностях каменного пола и скрипя, будто отходящая в иной мир зажиточная старуха.

[Свэйн]

Впалые щёки податливо принимали шлепки, а растрепанная борода неприятно кололась и даже похрустывала под руками: рыжий давно не видел ни цирюльника, ни горячей воды. Затхлый запах пыльного помещения был не таким резким в сравнении с букетом приключений бессознательного мужчины. Хотя от человека, руководящего целой страной и знавшего толк в разного рода символах роскоши, не могла ускользнуть одна маленькая деталь.

Под дорожным плащом виднелся пурпурный ворот мантии. И, несмотря на слой копоти, пота и грязи, позолота на швах и оборках была тонкого искусного шитья, а нить, — уж Свэйн мог сказать наверняка, — когда-то сплетала в себе могущественные чаровные обереги. Только вот сейчас всё это было лишь жалко насмешкой над былой роскошью, тихо догнивающей вместе с этим откровенно не пышущим здоровьем человеком. Вот так и теряет свой блеск золото — что в шелковых нитях, что в рыжих волосах.

После дюжины пощечин мужчина, наконец, очнулся. Он тут же подскочил, но тело, ослабленное, не одобрило такого жеста, сразу повалив его, слабого, на Свэйна. Рыжий сипло улыбнулся:

— Из всех людей именно Иерихон Свэйн. Ну надо же...

А затем загрохотала бочка, и рыжий чуть не подпрыгнул на месте, неуклюже осев на пол, всё также опираясь на Свэйна.

— Мне даже неловко просить... Но сделай с ними что-нибудь, а? Я бы сказал «по старой дружбе», но чего лукавить, ты и не вспомнишь, да и не было дружбы.

Иверн поднял голову. Солнце ещё не дошло до зенита, а он уже успел сделать большую часть работы на сегодня. Росток златоцветника, посаженный на днях, хорошо прижился и пошел в рост, и о нем можно было уже не беспокоиться. Ветка старого дуба, обломанная неосторожным големом, уже заживала, хотя ещё требовала внимания. Основная проблема сейчас – галчата: подрастая, они так и норовили вывалиться из гнезда. Нужно поговорить с крабом Скатти, чтобы попросить его позаботиться о кувшинках. Также нужно позаботиться о  трухлявых пнях: побольше грибов, и старые деревья дадут жизнь новым.  Но сначала – галчата.

       Иверн направился в сторону гнезда. Он уже почти дошел до птиц, как вдруг его внимание привлекла невиданная здесь вялая, нездорового вида трава. Этого не должно было здесь быть! Плодостоп подошел к ней и огляделся. Ветви ближайших деревьев беспомощно поникли, листва была словно опалена, на стволах поблескивали капли ядовитого цвета жидкости. Присмотревшись, Иверн увидел, что полоса пораженной растительности тянулась с опушки в сторону реки. Так этого оставлять нельзя! Дойдя до берега, Иверн начал всматриваться в песок в надежде найти  следы нарушителя спокойствия. Берег был испещрен отпечатками самых разных зверей, но среди них следов кого-то, способного на такие разрушения. Присев на камень, плодостоп размышлял над своими дальнейшими действиями. Задумавшись, Иверн не заметил, как из воды позади него поднялась большая волна, светящаяся голубым свечением. Слишком поздно он заметил опасность, волна накрыла его с головой. Когда она спала, на берегу реки уже никого не было.
☆

Точность катящейся бочки поражала, создавалось впечатление, что при всём желании от неё невозможно было увернуться. И Сайлас не смог, но прыти всё же хватило на довольно неуклюжий прыжок в сторону зеркала. Сайлас пролетел мимо и заметно, попав в кучу мусора... которая когда-то давно, скорее всего, была частью фурнитуры сей залы. Сайлас оказался фактически в ловушке под обломками, но задеть зеркало в полёте ему удалось.

"Искра" - подумал Сайлас - "На одно заклинание должно хватить.... Осталось узнать что это за магия"
☆